Владимир Ост - Сергей Нагаев

По окончании мелодии он уселся на край люка и с кислой миной оглядел висящие вокруг него колокола, которые всё еще источали последние ноты.

– Система «Dolby surround»? – крикнул оглушенный фотограф.

Лицо Александра Карловича осветилось улыбкой радушного хозяина, сумевшего угодить гостю.

– Еще б не долбит, – сказал он и показал пальцем, на колокол, висевший прямо над головой фотографа. – Вот в этом, самом большом, сто тридцать пять пудов!

Наводничий задрал голову.

– Кстати. А с потолка пустить звук в кинотеатрах американцы, по-моему, еще не додумались. Или уже сделали?

– Это я не знаю… Так а зачем в кинотеатре колокола развешивать? По-моему, незачем.

– Золотые слова, Александр Карлович.

Василий начал фотографировать, а Александр Карлович уселся на стоящий на полу колокол и стал сгибать пассатижами какую-то проволоку.

– А этот почему не висит? – спросил Наводничий, ткнув носком туфли в сиденье часовщика. – Лишняя запчасть?

– А мы их все скоро поснимаем. Надо новые отливать.

– Во-от, – сказал Василий, – Готовый информационный повод: последний бой – кранты Курантам. «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает».

– Нет, не эта песня будет, – сказал Александр Карлович. – Другая.

– А, значит, вы и мелодию замените?

– Ага, мелодию будем менять на «Славься», композитора Глинки. Ну, чего? Вы, кажется, уже все, что можно, здесь сфотографировали. Может, пойдем вниз?

– Послушайте, а я вот как-то не заметил, где внутри башни место, откуда стрелки у часов растут?

– Это все равно вниз надо.

Александр Карлович полез в люк, за ним – и Наводничий.

Не прошло и минуты, как они оказались в том месте, откуда, по выражению Василия, стрелки росли. Оно располагалось в совершенно пустом помещении, где все четыре стороны были закрыты не стенами, а циферблатами. Циферблаты состояли из множества сшитых между собой металлических листов и оттого походили на лоскутные одеяла.

Наводничий подошел к одному из них. Не нужно было быть механиком, чтобы понять, каким образом приводятся в движение стрелки часов. От их основания наверх тянулись передаточные цепи. Увлекшись рассматриванием осей стрелок, Василий чуть не наступил в стоящую на полу неглубокую прямоугольную ванночку, в которую с цепей стекало смазочное масло. Он чертыхнулся и тут только заметил в циферблате, прямо перед собой, небольшой трапециевидный ставень.

– Это что? – спросил Наводничий. – Отсюда прямо на улицу можно выглянуть?

– Конечно, – сказал Александр Карлович.

– А мне можно?

– Ну, я думаю, раз уж вас допустили сюда, то, наверно, можно.

Василий немедленно снял деревянный засов, вынул ставень из циферблата и высунулся наружу. Внизу, под часами, находился балкон, кольцом охватывающий Спасскую башню. Еще ниже он увидел зубья кремлевской стены, ведущей к Царской башне, которая по своей малости ничуть не закрывала собой башню следующую, Константино-Еленинскую. А дальше – перед Василием открылся великолепный вид на Васильевский спуск, на Москву-реку, Балчуг и вообще Замоскворечье.

– Это надо как-то использовать, – сказал Наводничий. – Александр Карлович, а на этот балкон внизу выход есть?

– Есть.

Василий заставил отпирающегося Александра Карловича высунуться из окошка, а сам сбежал вниз, вышел на кольцевой балкон и стал снимать наладчика, торчащего из нижней части циферблата.

– Александр Карлович, вы делайте что-нибудь.

– Да мне нечего здесь делать. Снимайте быстрее. А то мужики наши увидят – засмеют: я здесь – как кукушка в ходиках.

– Я прошу вас, Александр Карлович, плоскогубцами схватите какую-нибудь клепку на циферблате.

– Зачем?

– Ну, чтоб на карточке это выглядело. Вы как бы там что-то поправляете. Ну откуда читатель знает, надо вам тут что-нибудь поправлять или нет? Раз делаете – значит, так надо. А вот если вы просто так будете из окна смотреть, то тогда и правда, как кукушка. Понимаете? Ну!

Александр Карлович повиновался.

Затем Наводничий порылся в своем кофре и достал оттуда газету, на первой странице которой красовалось название: «Экспресс новости», – а чуть пониже: «Первый российский таблоид». Василий попросил часовщика спуститься, а когда тот вышел на балкон, показал ему на фотоаппарате кнопку и сказал:

– Нажмете вот сюда и снимете меня, хорошо? Наведете так, чтоб я был прямо в центре кадра. Я тут уже все настроил, вам надо только нажать на кнопку.

Наводничий побежал наверх, высунулся по пояс из окошка в циферблате, протянул вниз, в сторону Александра Карловича, руку, в которой была газета (сложенная так, чтобы было четко видно название), скомандовал часовщику начинать и ослепительно улыбнулся в объектив.

– В «Экспресс новостях» оторвут эту карточку с руками, – радостно бормотал себе под нос Василий. – Купят, сволочи. И хорошо купят!

…Между тем, пока Наводничий увлеченно занимался своим делом, внизу, стоя с наружной стороны кремлевской стены, его уже давно дожидался Осташов.

На условленное место встречи Владимир прибыл не один, – с охранником Григорием Хлобыстиным, который напросился обмыть первую сделку Осташова.

– Что он там показывает из часов? – спросил Владимир Григория.

– А хэ его знает, журнал какой-то. Или еще что.

– Меня подгонял, а сам лазает там и не выходит никак, – сказал Владимир.

– Ну. А тебя он даже не замечает. Когда же мы пить-то начнем?

Хлобыстин вложил пальцы в рот и по-разбойничьи свистнул.

– О, наконец-то, – сказал Осташов, увидев, как Наводничий замахал ему рукой.

– Ты скоро? – крикнул он Василию.

– Да. Володь, сходи пока за водкой.

– Ты же сказал, что сам купишь.

– Ну куда ее по такой жаре? Она б остыла давно.

– Ладно. А где встретимся?

– Давай, иди вон туда, к Ветошному, там есть, где пузырь взять недорого. А потом возвращайся сюда. Или я туда подойду, если ты вернуться не успеешь.

В этот момент в сторону Осташова и Хлобыстина двинулся один из дежуривших на Красной площади милиционеров. У него был вид человека, которого следует опасаться, даже если он не в милицейской форме.

Замедлив на несколько секунд шаг, милиционер полуобернулся и, посмотрев вверх на Василия, торчащего из проема в циферблате часов Спасской башни, злобно крикнул ему:

– Ты долго там орать будешь? Устроился, как в собственной форточке!

Подойдя к приятелям, милиционер перестал хмурить брови, отчего лицо его стало еще более свирепым.

– Совсем уже оборзели со своей демократией? – сказал он. – Считаю до трех. Если еще будете тут, заберу на трое суток. Быстро с моего участка!

* * *

Стало уже вечереть, но зной не спадал. Наводничий стоял на углу, всегда людном в это время суток, многоязычно гомонящем углу Никольской улицы и Ветошного переулка, около ГУМа, и, высоко закинув голову, пил газированную воду из пластмассовой бутылки. Другой рукой он привычно держался за лямку висящего на плече кофра с фотоаппаратурой.

– Ту-ду-ду-`ду, ду-`ду! – послышался рядом голос, имитирующий бравурные звуки трубы, зовущей в атаку.

Не отнимая бутылку ото рта и продолжая пить воду, Наводничий, как конь, повел вокруг скошенными глазами.

Только что подошедший к нему Осташов – а это именно он исполнил бодрую мелодию – сказал:

– Вася, я с Гришей пришел, – Владимир кивнул на стоявшего рядом Григория Хлобыстина. – Он у нас на фирме охранником работает. Свой человек. И тоже может попозировать для съемки.

Василий, еще больше скосившись, глянул на Григория, промычал что-то, что можно было истолковать как «Привет», или «Ага», и, снова пустив свой взгляд, словно воздушного змея, в гору, продолжил процесс безмятежного поглощения напитка. Осташов и Хлобыстин, у которых в руках были такие же, как у Василия, бутылки с водой, словно по команде, отвинтили крышки, приставили сосуды к жадным губам и запрокинули головы.

Лишь опорожнив емкости до дна, все трое горнистов опустили головы.

– Во-о-от, – сказал Наводничий, словно подытоживая долго длившийся разговор. И тут же, не в силах сдержаться, выпустил придавленную отрыжку, и сказал: «Извиняюсь: газировка».

– Да херня, не меньжуйся, – сказал Григорий и намеренно беспардонно, громко рыгнул, после чего весело и задиристо глянул на Василия.

Осташов тоже посмотрел на фотографа. Было видно, что Наводничий принял дурацкий вызов Хлобыстина и собирается каким-то образом ответить. И действительно, сосредоточившись, Василий покрутил головой и с видом оперного певца, расправив грудь и выставив вперед свободную руку, тоже рыгнул – на сей раз с утробным резонансом, величественно и раскатисто. Несколько прохожих в ошеломлении обернулись. Владимир, стрельнув взглядом по сторонам, смущенно потупился.